Люди замерли. Смысл первых слов не сразу дошел до них, настолько фантастичными показались они всем.
— Прекратите эксперимент, — сказал Габриэль и болезненно усмехнулся.
— Прекратите эксперимент, Эвальд, я знаю, вы слышите меня. Я не сошел с ума и не болен, я говорю с вами от имени тех, кто исследует жизнь Тартара уже не один век! Я говорю от имени Сеятелей, цивилизация которых существует около десяти миллионов лет! Сеятели — это системы энергетических связей, известные вам под названием серые призраки. Они не готовились к контакту с нами, так уж получилось, что настала пора вмешаться. Оказывается, мы довольно активны и последовательны — люди, — и они отдают нам должное: они недооценивали нас.
И Грехов снова усмехнулся. Странная это была усмешка — снисходительная и сожалеющая.
— То, что мы называем Городами — это континуум более сложного порядка, чем пространство. Это иная вселенная, та, что предшествовала взрыву, породившему наш мир; то, что смогли сохранить разумные существа той вселенной при прорыве сингулярности около двадцати миллиардов лет назад. Любопытники — не что иное, как локальные области, объемы этого континуума, изолированные полем тяготения. Под корой планеты покоится сфера из той же материи. Это все, что удалось ИМ сохранить при взрыве протосолнца. Паутины — это автоматические устройства, связывающие нашу и ИХ вселенные и охраняющие Города от разрушения… Причина же вынужденного контакта в том, что наше появление здесь, на Тартаре, изменило условия существования Городов, мы не владеем теми видами полей, которые не приводят их к дестабилизации. Даже тщательное капсулирование Городов, а иногда и наших аппаратов, — вспомните звездолет Тенишева, — не помогает, Города распадаются, так как энергопотенциал нашего пространства-времени в миллионы раз ниже. Паутины не успевают за нами, а мы, не ведая того, уничтожаем мир, населенный самыми древними из существ! Мы уничтожаем праразум! И если наше присутствие на планете продлится долго — может вспыхнуть квазар, который уничтожит не только пылевое облако, но и всю Галактику! Вот почему присутствие наше на Тартаре крайне нежелательно. Мы действуем быстро, а быстрое действие далеко не быстрая мысль…
Грехов слабел буквально на глазах. Передохнув, продолжил:
— Сеятели, изучающие мир Тартара, ушли от нас в развитии на миллионы лет — страшная цифра — миллионы лет! Но цивилизация Тартара, мир Тартара насчитывает десятки миллиардов! Я не знаю, обладают ли Сеятели чувством юмора, но, вероятно, наши попытки осмыслить жизнь Тартара должны казаться им смешными. Контакты же с нами им практически не интересны и не выгодны с той точки зрения, что они живут гораздо быстрее… Я кончил, время мое истекло. Повторяю — уходите с планеты. Я знаю, я сам это пережил — это обидно и неправдоподобно. Но — уходите. Если они, Сеятели, прошедшие путь в сто тысяч раз более длинный, не могут полностью постичь эту жизнь, то не сможем и мы. И еще: излучение Тины опасно для всех существ биологического цикла, основанного на воспроизведении сложных материальных комплексов — молекул. Это их слова… Прощайте. Ты слышишь меня, Полина?..
Лицо Грехова осунулось, глаза потухли, губы произнесли еще раз «слышишь?», и видеом опустел.
— «Черепаху»! — отрывисто приказал Молчанов, наверное, единственный, кто не потерял в общем смятении присутствия духа. Свекольников кинулся из зала, за ним еще несколько ассов. И в это время наблюдатели доложили, что серые призраки оставили у корабля два танка экспериментаторов и человека в скафандре. Сеятели не забыли никого.
— Шесть минут, — сказал Квециньский, — шесть минут контакта… А в них миллиарды лет…
Корабль Молчанова стартовал с планеты и подходил к Станции, стыковочное поле подхватило его и подтянуло к трубе биммера, где уже дежурила группа врачей.
— Жестокость правды… — с тоской сказал Банглин, глядя на пушистый шар Тартара, струивший мягкий пепельный свет на лица людей. — Пусть все наши попытки познания кажутся им смешными, пусть. Мне не обидно. Мы будем падать и расшибаться, и я не вижу иного пути. Я только задаю себе вопрос: под силу ли — не нам — потомкам нашим понять цивилизацию, невообразимо далекую по всем параметрам жизни и смерти?! Решить проблему, которую не смогли решить Сеятели? Они! — которые прошли путь в тысячи раз больший, чем возраст земной культуры?!
— Я не знаю, — тихо отозвался Квециньский. — Но я надеюсь.
«Кто может сказать? — думал он, вспоминая лицо Грехова. — Кто знает? Если вселенная пульсирует и каждые двадцать миллиардов лет формируется заново в неистовом взрыве протосолнца, чтобы потом пройти через красное и фиолетовое смещения и снова взорваться, то, возможно, в каждой из рождающихся вселенных разум, подобный нашему, не раз будет задумываться над чудом начала и конца всего сущего… Кто мы перед лицом вечности? Что мы умеем? Страдать и бороться! Страдать и бороться… Может быть, это и есть единственно правильный путь? Падать, вставать и через муки и боль идти вперед?..»
Сквозь наступившее молчание люди в зале услышали эхо шагов нескольких человек. Шаги замерли у полуоткрытого входа в зал, дверь растаяла совсем, и в зал вошло несколько человек, впереди Молчанов.
— Где врачи?! — спросил он таким тоном, что все невольно подались вперед. Маленькая женщина бросилась к нему, остановилась в нерешительности.
— Они уже там, — тихо и виновато сказал Квециньский. — Все, кто нужен.
Молчанов повернулся к Полине, но прямого взгляда женщины выдержать не сумел, отвернулся.
— Ничего, — глухо проговорил он, — ничего… — и устало, очень устало, волоча ноги, подошел к огромному объему главного обзорного видеома.
Станция уплывала в тень планеты. Гасли один за другим серебристые обручи заката, надвигался холод беззвездной и безлунной ночи пылевого облака. И Молчанов вдруг ощутил бездну, не бездну пространства — бездну человеческих тревог и страданий, через которую прошло и пройдет еще человечество, бездну страданий и тревог, без которых немыслим путь в будущее, и показалось ему, будто все двадцать миллиардов человек Земли стоят за его спиной.
Книга вторая
ПРИШЕСТВИЕ
Даль рухнула, и пошатнулось время.
А. Ахматова
Часть первая
ОБОРОТЕНЬ
Грехов
Пришествие
Сигнал SOS в системе Юлии — все равно, что выстрел из «универсала» при полном отсутствии энергозапаса…
Сравнение пришло в голову без усилий, в то время как тренированный мозг Батиевского безошибочно отрабатывал режим бедствия, а руки исполняли сложный порхающий танец на панели монитора связи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});